siticen

14 ноября 1956 г.
CEKPETHO
экз. № 1

ЗАМ. ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА СОЮЗА ССР
ГОСУДАРСТВЕННОМУ СОВЕТНИКУ ЮСТИЦИИ 1 КЛАССА
                                                                      тов. САЛИНУ Д. Е.

ЗАМ. ПРОКУРОРА РСФСР
ГОСУДАРСТВЕННОМУ СОВЕТНИКУ ЮСТИЦИИ 3 КЛАССА
                                                                   тов. УЗУНОВУ А. М.

СПЕЦ. ДОНЕСЕНИЕ

Докладываю о следующем:

Около 2 часов дня 7 ноября 1956 года по окончании праздничной демонстрации трудящихся в гор. Ленинграде на площади им. Пушкина опер. работниками УКГБ ЛО с помощью работников милиции были задержаны:

1. КРАСИЛЬНИКОВ Михаил Михайлович, 1933 г. р., исключен из ВЛКСМ в 1952 г., русский, студент ЛГУ, прож. в Ленинграде,

2. ЛАУЗА Карл Иванович, 1936 г. р., русский, студент ЛГУ, прож. в Ленинграде,

3. КИТАЕНКО Александр Викторович, 1933 г. р., украинец, студент Ленинградского Горного Института, прож. в Ленинграде,

4. АКСЕНЕНКО Владимир Степанович, 1933 г. р., студент Ленинградского Горного института, прож. в Ленинграде.

Основанием к задержанию явилось то, что они, находясь в нетрезвом состоянии, хором и в одиночку провозглашали антисоветские лозунги.

При этом группа состояла из 6-8 человек. При задержании остальные разбежались.

Допросами задержанных и показаниями свидетелей КАРАСЕВА С. И., ХРУСТАЛЕВА И. А., КАРПОВОЙ З. Я. и АЛЕКСЕЕВОЙ З. А. установлена пока конкретная виновность КРАСИЛЬНИКОВА, который первым провозглашал лозунги:

«Долой коммунизм»

«Долой Хрущева»

«Да здравствует свободная Венгрия»

«Да здравствует свободная Россия»

«Долой партийную клику».

В отношении остальных пока установлено, что они вслед за КРАСИЛЬНИКОВЫМ кричали «ура», однако свидетели слышали групповое скандирование этих лозунгов, но каково участие каждого из них в этом, кто именно участвовал в групповом произношении этих лозунгов не установлено, так как сами задержанные этого не признают, ссылаясь на опьяненное состояние, а свидетели не могут заявить конкретно, кто принимал участие в этих выкриках и указывают лишь на КРАСИЛЬНИКОВА как инициатора этих выкриков.

На допросе КРАСИЛЬНИКОВ показал об обстоятельствах исключения в 1952 г. из ВЛКСМ его и ряда его товарищей по университету.

Они, подчеркнуто одевшись в расшитые рубашки, явились на лекцию в университет, принесли квас и в решете черный хлеб.

Во время лекции и в перерыве демонстративно стали кушать хлеб с квасом.

За это он, КРАСИЛЬНИКОВ, и другие (в числе задержанных их нет) из комсомола были исключены.
<...>
*****************************************

Дело 02-16

Копия.

ПРИГОВОР

Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики

28/V — 4/VI-57 года Судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского Городского суда в составе:
           председательствующего Барканова
           народных заседателей: Калачевой и Муранова
           с участием прокурора Ронжина
           адвоката Ерухимович
           при секретаре Ставровой

рассмотрела в закрытом судебном заседании дело по обвинению:

КРАСИЛЬНИКОВА Михаила Михайловича 1933 года рождения, уроженца гор. Орша, Витебской обл., русского, беспартийного, не судимого, холостого, студента 5-го курса филологического факультета Ленинградского государственного университета им. Жданова, проживающего в гор. Ленинграде, Фермское шоссе, дом 36, кв. 29, в преступлениях, предусмотренных ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР.

Материалами предварительного и судебного следствия:

Установила:

Подсудимый Красильников, следуя примерно в 13 часов 7 ноября 1956 года с группой студентов по Менделеевской линии, затем по Биржевому проезду № 2 и по площади Пушкина около Военно-морского и Зоологического музеев гор. Ленинграда, выкрикивал лозунги антисоветского содержания, направленные против советского строя и одного из руководителей советского государства.
<...>
Таким образом, вина Красильникова полностью доказана и квалификация его действий является правильной. На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 319, 320 УПК РСФСР

ПРИГОВОРИЛА:

КРАСИЛЬНИКОВА Михаила Михайловича на основании ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР лишить свободы с отбыванием в исправительно-трудовом лагере сроком на четыре года (4) с последующим поражением прав по п. п. «а» и «б» ст. 31 УК РСФСР сроком на два года.

Меру пресечения Красильникову не изменять, зачесть предварительное заключение с 7 ноября 1956 года.

Облигации государственных займов на сумму одна тысяча сто двадцать рублей (1120 руб.) квитанции № 8321 (л. д. 11) и деньги в сумме 50 рублей 53 копейки квитанция № 4422 (л. д. 16) возвратить Красильникову М.

Приговор может быть обжалован в Верховный Суд РСФСР в течение 72-х часов с момента вручения копии его осужденному.

п. п. Председательствующий Барканов
        Народные заседатели: Калачева, Муранов

Копия верна: Зам. председателя Ленгорсуда
                                                        /Барканов/

Читаю Меньшикова: нравственно-философские очерки «Основы жизни». Ничего пошлее не видал.

Рассуждения субъекта из породы Иван Иванычей. Тухлые и тупые… Обывательская философия — тягучая, унылая канитель, которую любят разводить отцы семейства за чайным столом… Читаешь книгу — она постным маслом смердит, окно открыть хочется, воздух очистить.

Боже мой, сколько нынче расплодилось таких животных. У него в комнате канарейка цвиркает, на окошке горшки с геранью, все у него чисто, симметрично, прилично, — придет от ранней обедни — и валяй «от своего ума» философию разводить.

Сложности с изучением мещанства эпохи нэпа начинаются уже с попытки определить, кто же такой мещанин и чем он так отвратителен и опасен для нового общества Советской России. На эту проблему жалуются публицисты и активисты эпохи. «Мещанство — страшный и неуловимый враг. Трудно определить его лицо, но там, где мы улавливаем его черты, нужно бороться. Оно засасывает, оно делает человека неспособным на борьбу, на порыв… Комсомолец не смеет отдаваться целиком своему благополучию».

В Российской империи термин «мещанство» имел прежде всего значение сословия, категории городского населения, в общем эквивалентное мелкой буржуазии. «Обыватель» — синоним «мещанина». Позже к этому значению прибавились и другие; в качестве «мещанских» стали маркироваться качества, характеризуемые обычно как «мелкобуржуазные»: узость кругозора, мелочность, приземленность интересов. После событий 1917 года именно последние дополнительные значения и стали основными, поскольку структура общества радикально изменилась.

Как это часто бывает в резко идеологизированных дискурсах, из-за неопределенности термина «мещанским» маркировалось многое из того, что по разным причинам не нравится революционно настроенным носителям господствующей идеологии. Например, «мещанским» могло быть объявлено поведение женщины, которая не согласна удовлетворять половые потребности строителей коммунизма, «мещанами» могли заклеймить вполне правоверных коммунистов, которые, однако, даже во имя идей всемирной коммуны не согласны отказаться от элементарных гигиенических навыков, как то: чистка зубов или привычка мыться и носить чистую одежду.

Если сделала девушка аборт — мещанство, если не сделала и требует брака — тем более мещанство. Если парень ходит с девушками в кино и тратит деньги — мещанство. Не ходит и не тратит — мелкобуржуазный накопитель. Купил про запас швейную машинку для будущей жены — конечно, мещанство. Узнав о беременности, разорвал отношения, «по-товарищески» предложил половину денег на аборт — «мещанское хамство».

Отдельным поводом для осмеяния выступают внеидеологические поводы вступления в партию. Они гендерно диверсифицированы. Девушки стремились найти перспективного жениха: комсомолок было существенно меньше, чем комсомольцев, что повышало шансы на успех.

Члены партии и комсомола в данных условиях имели доступ к разного рода ресурсам, возможность сделать хорошую карьеру и должным образом обеспечить жену. Однако здесь возникал парадокс: зачастую коммунисты не хотели жениться на комсомолках, предпочитая «обычных» женщин. Из полемики, приложенной к сборнику Л. Д. Троцкого «Вопросы быта» в 1923 году: «коммунисты на комсомолках ни за что не хотят жениться, потому что, говорят, она будет-де бегать на собрания, никогда не сварит ему обеда, не будет стирать ему белье и т. д. Коммунисты говорят, что лучше им жениться на беспартийных, которые будут дома, будут заботиться о детях и соблюдать домашний порядок. Это мнение очень широко распространено. Коммунисты говорят, что если они женятся на коммунистках, то дети у них будут умирать и семья будет ходить драная».

Троцкий предполагал, что в результате роста материальных и культурных условий быта в ходе социалистического строительства институт брака преобразится, в отношениях супругов установится «подлинное равноправие», их свяжет исключительно «взаимное влечение». Однако даже партийные функционеры не могли не признавать: утопические мечты о свободном «крылатом Эросе» Александры Коллонтай мешают решать насущные проблемы. О каком «крылатом Эросе» может идти речь, если в стране «алиментная эпидемия» (далеко не всегда бросившие семью мужчины, главные выгодополучатели прогрессивного законодательства, хотят и могут платить хоть какие-то алименты), «нужда, нищета, низкая заработная плата», тяжелые жилищные условия учащейся молодежи, распространены туберкулез и нервные расстройства?

В журнале «Бегемот» публикуется целая «методичка», разъясняющая, на какие именно уловки и хитрости следует идти мещанину, чтобы сойти за «своего» для советской власти:
«1. Если ты беспартийный — ходи в церковь своего района. Если партийный — в церковь чужого района.
2. Не бей жену при посторонних. Помни, что ты — коммунист.
3. Подавая на улице руку упавшей гражданке — справься сначала, происходит ли она из рабоче-крестьян.
4. Нет надобности для дальних прогулок совершать экскурсии. Если у тебя красивая жена — ты и так далеко пойдешь.
5. Если твоего сына зовут Михаил — говори начальству, что он так назван в честь «нашего уважаемого вождя, тов. Калинина».
6. Боясь исключения из партии, не забудь перед заседанием КК поставить свечу святому.
7. Если в старое время околоточный, бережно обняв, отвозил тебя, пьяного, домой — намекай на собраниях, что и ты побывал в тисках полиции».
***
В ходе социалистической реконструкции общества в 1930-х окончательно исчезает — с идеологической точки зрения — сама мелкая буржуазия, носитель и распространитель «мещанских» ценностей; бывший мелкобуржуазный элемент объявлялся органично влившимся «в классы рабочих и колхозных крестьян или же в прослойку трудящейся интеллигенции». Поэтому парадоксальным образом элементы мещанства — комфортное, консервативно обустроенное жилье, традиционная семья, конвенциональные художественные и литературные вкусы — стали допустимыми и одобряемыми, например, для рабочего-ударника или представителя новой элиты. Кроме того, в этот период во взрослую жизнь вступают поколения, воспитанные советской школой в условиях принципиально перестроенного общества. Настоящий перелом в этом вопросе происходит именно со сменой поколений. Происходит унификация социального состава общества, сходят с общественной сцены нэпманы, «бывшие», старая интеллигенция. Совершается переход «от раннебольшевистских, эгалитаристских ценностей» к традиционным, что является одним из характерных признаков перехода от «Культуры Один» к «Культуре Два». В соответствии с этой концепцией следующий «заход» борьбы с «мещанством» приходится на новую волну «Культуры Один» на рубеже 1950‒1960-х с характерной романтизацией эпохи «комиссаров в пыльных шлемах» и первого послереволюционного десятилетия, новыми, апеллирующими к упрощению и отказу от «формальных излишеств» эстетическими нормами, призывами к бескорыстному и искреннему служению комплексу идей обновленного и «десталинизированного», вернувшегося к «ленинским идеалам» коммунизма.

И все-таки одна уникальная особенность резко отличает рынок наркотиков от любого другого рынка. Эта особенность — DSB-доход, неизменно увеличивающийся вместе с динамикой спроса (зависимости). Если при покупке малолитражного автомобиля бывает трудно предположить, что потребителю так понравится рулить, что в конце концов он ограбит банк, чтобы купить Роллс-Ройс (Rolls-Royce seeking behavior), то на рынке наркотиков подобная логика событий не только возможна, но и наиболее вероятна.

А между тем, если бы возможность «совокупного наркомана» увеличивать доход была бесконечна, он, подобно ненасытному кадавру-потребителю из фантастической повести Стругацких, втянул бы в наркопроцесс все обозримое социальное и физическое пространство и в конце концов «закуклился и остановил время».

Предел роста дохода наркомана совпадает с максимально возможным уровнем полезности, который как нигде четко определяется физическими возможностями человека. Предел и выражается физическими величинами (вес дозы, частота приема, содержание активного вещества и т.д.). Передозировка влечет за собой неизбежную и немедленную смерть. В экономическом же смысле максимальной следует считать такую полезность, превышение которой на любую малую величину приводит к уходу потребителя с рынка наркотиков (и из жизни). Максимальная полезность определяет и максимальную величину спроса.

Но если предел положен индивидуальному спросу наркомана, то есть предел и у совокупного рыночного спроса всех наркоманов.

В этой ситуации единственной переменной, на которую может влиять фирма, остается цена. Но увеличивать доход, бесконечно поднимая цену, оказывается непродуктивно, поскольку максимум DSB-дохода определяется не только физическими, но и социальными (а также и ментальными) возможностями потребителя, превышение которых может привести к «передозировке» криминального поведения, в результате чего наркоман также покидает рынок (гибнет или надолго оказывается в тюрьме). Таким образом, если рынок ориентирован только на наркозависимого потребителя, то при повышении цены общая тенденция к угасанию производства и всей отрасли в целом не меняется.
<...>
Основной продукт наркобизнеса — вовсе не наркотики. Строго говоря, наркотики вообще не продукт наркобизнеса. Для их производства не нужны ни синдикаты, ни картели, но достаточно или кустарного заводика рядом с плантацией коки или опийного мака, или простенькой лаборатории с элементарным набором школьной химпосуды где-нибудь на окраине большого города — для производства синтетических наркотиков. Картели и синдикаты с их учеными, летчиками, радиооператорами и лидерами парламентских фракций, с их военизированными подразделениями, огромным арсеналом оружия и даже, как некоторые утверждают, с подводными лодками и спутниками-шпионами — вся эта концентрация людских и материальных ресурсов необходима для производства блага значительно более дорогого и сложного — для производства самой возможности производить, продавать и потреблять наркотики в условиях юридического запрета или, точнее, — для производства особого институционального порядка, при котором такие возможности могут быть реализованы.
<...>
Запрет, как мы ранее выяснили, — одна из форм юридического обобществления. Но из всех возможных способов регулирования отрасли — налогообложение, национализация, запрет — запрет как раз наименее продуктивен. Запретить рынок — не значит уничтожить его. Запретить рынок — значит отдать запрещенный, но активно развивающийся рынок под полный контроль криминальных корпораций. Мало того, запретить рынок значит обогатить криминальный мир сотнями миллиардов долларов, предоставить криминальным силам широкий доступ к общественным благам, которые будут перекачиваться наркоманом-потребителем в карманы поставщиков-мафиози. И, наконец, самое главное. Запретить рынок — значит дать криминальным корпорациям возможности и ресурсы для целенаправленного, программного политического влияния на те или иные общества и государства.
<...>
Вместе с тем необходимо иметь в виду, что полная и безоговорочная легализация может означать лишь столь же полную декоммерциализацию наркотиков, их свободную бесплатную (или почти бесплатную) раздачу, что возможно лишь в результате последовательного обобществления всей отрасли в целом... Здесь мы должны остановиться, поскольку рассуждения о том, к каким последствиям может привести свободная продажа (или даже бесплатная раздача) кокаина, героина, синтетических галлюциногенов и других наркотических средств, и о том, может ли общество справиться в такими последствиями, выходит за пределы нашего исследования. Заметим только, что общественное мнение ни в каком смысле не готово не только что решать, но хотя бы конструктивно обсуждать проблемы такого рода.
<...>
Проблема наркомании — социальная, политическая, научная — абсолютно нетрадиционна по своему характеру. Вся безнадежность ситуации с наркотиками показывает, что людям, обществу ничего не остается, как только научиться жить в мире, набитом наркотиками, в окружении опасностей, из этого проистекающих. Подобных задач человечеству решать еще не приходилось. А потому здесь требуются нетрадиционные подходы, сильная политическая воля и высокое интеллектуальное мужество.

Выдумал кто-то где-то от скуки и пустоты души, что непременно нам теперь нужны половые извращенности. Другие подхватили — и наперебой стали выдумывать содомские грехи. В каких-то салонах или спальнях их одобрили.

И то, что выдумано от пресыщения, от худосочия, от мещанского жиру — облекается газетной сволочью в философические, социальные формулы, подхватывается эстетами, передается фельетонистам, и вправду можно подумать, что духовная жажда русского общества заключается в том, чтобы мужчины любили мужчин, а женщины женщин.

Я не о морали, конечно, хлопочу. Беда в том, что при теперешней газетной культуре не отличишь истинной идеологии от выдуманной, не узнаешь, где голос народа, а где голос сволочи. Газета (я говорю о большой, столичной, капиталистической прессе) не уясняет народную жизнь, а затемняет ее.

В школе в 1950 году огромное впечатление произвела работа Иосифа Виссарионовича Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Часами с товарищами Александром Анисимовым и Игорем Кольченко ходили по брегам речки Македонки в подмосковных Быково и Удельная и обсуждали соотношение базиса и надстройки. Базис как совокупность производственных отношений в сопряжении с уровнем развития производительных сил замыкался в моем восприятии на творческую (демиургическую) способность человека. Первый и последний (одиннадцатый) из Марксовых «Тезисов о Фейербахе» закрепили во мне представление о субъектности человека как точке опоры преображения сущего. Немецкая классическая философия возвысила спинозовскую субстанцию causa sui до субъекта и тем самым ввела свободу в код бытия сущего. И хотя древняя считанная с этого кода истина о человеке как микрокосмосе и о космосе как Адаме Кадмоне и о происхождении всего сущего из жертвоприношении человекобога Пуруши усилена «антропным принципом» релятивистской космологии и неканторовской математики, тем не менее оставался необъясненным факт господства человека над бытием, открывшийся в ночном поединке Иакова (Израиля) с Богом при Пенуэле и художественно постигнутый Федором Достоевским (устами Кириллова в романе «Бесы»). Победа богоборца Израиля над Богом и «человекобога» Кириллова над бытием стала понятной благодаря постижению человеческого бытия Dasein в трактате «Бытие и время» (1927) Мартина Хайдеггера.

Итак, мои вопрошания и осмысления и сопряженные с ними дела группируются в основном вокруг следующих 12 взаимосогласованных постижений, которые перечислены ниже примерно в хронологическом порядке их обретения (каждое из них раскрывается ниже):

01. Богосаможертвоприношение и Правоверие
02. Свобода как орудие и предпосылка судьбы, или об овладении кодом бытия сущего
03. Субъектное понимание человека, общества, истории и политики
04. Учебно-воспитательная система социализации и субъектизации «школа-вуз-производство»
05. Относительность мира и антимира и Круг Времени
06. Универсальное устройство мгновенной квантовомеханической коммуникации Панком (Патент № 2231226)
07. Универсальная информационно-поисковая система Панлог
08. Универсальное справочно-коммуникационное устройство Панбук (Патент № 2187836)
09. Три Адама – архантроп, палеоантроп и неоантроп
10. Установление близнечности Иоанна Крестителя и Иисуса Христа и точных дат их зачатия и рождения
11. Экономика с точки зрения теории цепей с распределенными параметрами
12. Сплот Правоверных Конца как Воинство Небесное Начала

Песня исполнялась группой «Алиса», в том числе на трибьюте «День рождения Виктора Цоя», при этом строчка «Каждому вору — возможность украсть» по религиозным соображениям Константина Кинчева была заменена на «Каждому вору — возможность НЕ красть!»

П. Лепешинский вспоминает такой случай из жизни за границей вместе с В. И. Лениным:

Случилось как-то, что нас большая компания в Женеве отправилась на воскресную прогулку. По дороге зашли на квартиру Ульяновых, прихватили с собой Надежду Константиновну (жена В. И.), а оставшемуся домовничать Ильичу мы с женой прикинули наше пятилетнее детище. Вл. Ильич, нахмурившись, стал читать газету, пытаясь сначала не обращать внимания на гостью. Но как-никак, а гостеприимство обязывает. Газета полетела в сторону, он рванулся в кухню, притащил оттуда миску с водой и стал пускать по воображаемому озеру корабли из скорлупок от грецких орехов. Гостья сначала заинтересовалась морскими маневрами, и успокоенный Ильич снова принялся за газету. Но юной гостье скоро надоело возиться с флотилией, она забралась на диван, поджала под себя ноги, долго смотрела упорными оловянными глазами на Ильича, видимо, изучая его наружность, и, наконец, нарушила долго царившее молчание:
— Ленин, а Ленин, отчего у тебя на голове два лица?
— Как так — два лица? — удивился и улыбнулся вопрошаемый.
— А одно спереди, а другое сзади...
Ильич, тот самый Ильич, который никогда не лез за словом в карман, теперь, быть может, в первый раз в своей жизни, не сразу нашелся, что ответить.
— Это оттого, что я очень много думаю, — после некоторой паузы промолвил он наконец.
Разговор шел о лысине Ильича.

Ночь звездами огнится,
Снов выпускает рой.
Отцу два раза снится,
Что он — труда герой.

А сыну — самолеты,
Каких не видел свет.
Летит он вольным лётом,
Шлет радио-декрет:

— Пусть счастье бедным льется,
Кропит водой живой!
Летите в гости к солнцу,
На праздник мировой!

Там, где нет Советской власти

В русской школе было товарищество между детишками; они выбирали себе предметы для изучения. В немецкой же школе дети дрались между собою и должны были учить то, что им приказывали; если они не исполняли приказания, то учитель их бил палкой.

***
В Америке детские коммунистические группы ведут усиленную работу с пролетарскими детьми. Эти группы добиваются того, чтобы дети рабочего класса были стойкими сознательными борцами пролетарской революции.

Замечательно то, что в своей борьбе американские деткомгруппы выявляют отдельные типы молодых борцов, которых можно назвать поистине настоящими революционерами. К числу таких следует отнести две интересных личности.

Это — 14-летний юноша Лео Гранов и 13-летний Морис Спектор.

В начале 1924 года в Нью-Йорке состоялся процесс над членом американской деткомгруппы — Лео Грановым.

Вся американская печать трещала об этом молодом революционере, прозванном "маленьким Троцким". На суде Лео Гранов резко критиковал существующие в "свободной" Америке порядки. Не менее блестящую речь произнес во время громадного собрания, посвященного памяти Ленина, юный Морис Спектор.

— Нас учат быть предателями рабочего класса — заявил маленький оратор, и его слова были покрыты аплодисментами тысячной рабочей аудитории.

Так постепенно растет и ширится детское коммунистическое движение.

ПРОВЕЛИ ТРЕХДНЕВНИК: СОБРАЛИ 1000 РУБ. ЗОЛ.

Харьковские спартаковские организации детей в деле помощи детям Германии сразу заняли видное место. Ими проведен трехдневник помощи. Трехдневнику предшествовала подготовительная агитационная неделя, в течение которой были изданы: специальный номер газеты "Юный Спартак", лозунги, листовки, плакаты.

Агитационная кампания широко захватила не только детей, но и взрослое, трудящееся население.

В течение трехдневника проведены сборы, спектакли, общественные работы и другие мероприятия.

Рабочие и работницы отзывчиво отнеслись к детской кампании международной солидарности и всячески содействовали ее успешному проведению.

В результате в течение трехдневника собрано более 1000 рублей золотом и много предметов одежды и проч.

Дружным усилием харьковские спартаковцы заложили прочный фундамент нашей братской помощи зарубежным детям.

ЛЕНИН

Нет такого уголка, где бы не знали Вождя пролетариата, сильного, смелого, бодрого, находчивого, умного Ленина.

В Италии маленькие мальчики на улице пишут углем имя Ленина.

Ленин был способный и стойкий, чего хотел, то и делал. Жил небогато, по-пролетарски, и был жизнерадостный. Люди удивлялись, как он может упорно работать и не обращать внимания на себя. Когда он был в тюрьме со своими товарищами, он всегда пел: "Смело, товарищи, в ногу".

Притом Ленин был самый гениальный человек. Он имел большую способность заранее понимать, что будет с пролетариатом. Он говорил, что каждая кухарка должна уметь править государством.

Каждый гражданин должен быть предан душою и телом Ильичу, нашему избавителю, отцу и учителю.

Раньше, когда он жил, я был уверен, что если германская революция не удастся и буржуазные страны пойдут на Россию, то Ильич, больной, встанет с постели и будет бороться до последней капли крови. Вот как, думал я, самопожертвует собою Ильич. Такими же должны быть и мы, товарищи, — так думал я, — когда мы вырастем и окрепнем, а он еще больше состарится.

Но теперь тело его умерло, а дело живет, и не нужно бояться без Ильича.

Яша С., 13 лет.

For generations, there has been no better illustration of the collective idiocy of the crowd than the story of the English calendar riots of 1752. At the trial of Henry Hunt and others for treason in 1820, James Scarlett, the prosecuting counsel, had this to say:

'The ridiculous folly of a mob had been exemplified in a most humorous manner by that eminent painter, Mr. Hogarth. It was found necessary many years ago, in order to prevent a confusion in the reckoning of time, to knock eleven days out of the calendar, and it was supposed by ignorant persons that the legislature had actually deprived them of eleven days of their existence. This ridiculous idea was finely exposed in Mr. Hogarth's picture, where the mob were painted throwing up their hats, and crying out "Give us back our eleven days". Thus it was at the present time; that many individuals, who could not distinguish words from things, were making an outcry for that of which they could not well explain the nature.'

The story of how the mob rose in protest against being cheated out of eleven September days by the calendar reform of 1752 features in numerous older textbooks as a symbol of popular ignorance in the age of Enlightenment, and in more recent ones as an example of the gulf between elite and plebeian perceptions.

Most tales of calendar riots can be traced back to just two sources: a journal conducted by Lord Chesterfield, the parliamentary architect of the reform, and Hogarth, the supposed illustrator of the riots.

It can be asserted with confidence that the calendar riots are a myth.