siticen: (Default)
Выдумал кто-то где-то от скуки и пустоты души, что непременно нам теперь нужны половые извращенности. Другие подхватили — и наперебой стали выдумывать содомские грехи. В каких-то салонах или спальнях их одобрили.

И то, что выдумано от пресыщения, от худосочия, от мещанского жиру — облекается газетной сволочью в философические, социальные формулы, подхватывается эстетами, передается фельетонистам, и вправду можно подумать, что духовная жажда русского общества заключается в том, чтобы мужчины любили мужчин, а женщины женщин.

Я не о морали, конечно, хлопочу. Беда в том, что при теперешней газетной культуре не отличишь истинной идеологии от выдуманной, не узнаешь, где голос народа, а где голос сволочи. Газета (я говорю о большой, столичной, капиталистической прессе) не уясняет народную жизнь, а затемняет ее.
"От худосочия и жиру"! Рассуждения, достойные бабок на лавке. Вообще не понятно, чего им не жилось нормально, в 1907-то году. "Мещане" ему, блядь, не нравятся. "Выдуманная идеология"! Ну идиот же, совок до Совка.
siticen: (Default)
Песня исполнялась группой «Алиса», в том числе на трибьюте «День рождения Виктора Цоя», при этом строчка «Каждому вору — возможность украсть» по религиозным соображениям Константина Кинчева была заменена на «Каждому вору — возможность НЕ красть!»

siticen: (Default)

А поскольку люди были люди, они вызывали в нем гадливое чувство.

Через все его пьесы — от «Балаганчика» до «Розы и Креста» — проносятся целые стада идиотов, которые блеют тошнотворные слова. В «Возмездии» он по-байроновски именовал человечество стадом баранов. Он был великий мастер изображать это стадо, которое у него везде и всегда одинаковое: в кабаке, в салоне, в средневековом замке, на всемирной промышленной выставке, во Дворце культуры, везде и всегда. Во Дворце культуры собраны высшие создания ума человеческого, но для Блока и там те же оргии человеческой глупости. Величайшие достижения прогресса для него такой же вздор, как и все остальное, и профессор так же глуп, как клоун. «Тупые, точно кукольные, люди!» говорит о них главный герой, и это не сатира, но боль. Злые обезьяны с вульгарными словами и жестами, «с вихляющимся задом и ногами, завернутыми в трубочки штанов»… «Серые виденья мокрой скуки»… «Хозяйка дура и супруг дурак», — какое было дело серафиму до их свадеб, торжеств, похорон? Люди только портят природу. Еще во втором томе Блок с великолепной надменностью трактовал человеческое стадо, испортившее ему морской берег:

Что сделали из берега морского
Гуляющие модницы и франты?
Наставили столов, дымят, жуют.
Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу,
Угрюмо хохоча и заражая
Соленый воздух сплетнями…

Это брезгливое чувство с годами только усиливалось в нем, и, например, в «Плясках Смерти» он называет людей просто «вздором» и повторяет в «Последнем напутствии», что человеческая глупость безысходна, величава, бесконечна, что в сущности она венец всему; и вслед за Рэскиным приравнивает большинство людей к низшим животным, утверждая, что им доступны только скотские чувства: страх, ненависть и вожделение. В своей последней статье «О призвании поэта» он пишет, что называться человеком — не особенно лестно: «Люди — дельцы и пошляки, духовная глубина которых безнадежно и прочно заслонена "заботами суетного света"». О вере в человеческий прогресс, в человечество, конечно, не могло быть и речи. Еще в 1907 году в своем диалоге «О любви, поэзии и государственной службе» он смеялся над прогрессом и так называемым культурным строительством.
В другой редакции того же текста хитрый Чуковский пытался объяснить мизантропию Блока классовой ненавистью:
Это брезгливое чувство с годами только усилилось в нем.

— Я закрываю глаза, чтобы не видеть этих обезьян, — сказал он мне однажды в трамвае.
— Разве они обезьяны?
— А вы разве не знаете? — сказал он со скукой.

Он называл их самым страшным ругательным словом, какое только было в его словаре: буржуа. Буржуа ненавидел он, как Достоевский, как Герцен, и буржуазная психология для него была гаже, чем дурная болезнь.

Эта способность ненавидеть до бешенства пошлых людей, «пошлецов», и сделала его с юных лет ненавистником старого мира. Он множество раз повторял, что народ не бывает пошлым и что пошлость есть исключительная монополия мещан. По соседству с его квартирой жил какой-то вполне достопочтенный буржуй, не причинявший ему никакого ущерба и по-своему даже чтивший его, но вот какую молитву записал о нем Блок у себя в дневнике:

«Господи боже! Дай мне силу освободиться от ненависти к нему, которая мешает мне жить в квартире, душит злобой, перебивает мысли… Он лично мне еще не делал зла. Но я задыхаюсь от ненависти, которая доходит до какого-то патологического истерического омерзения, мешает жить.

Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа, только так, чтобы не соприкасаться, не видеть, не слышать; лучше я или еще хуже его, не знаю, но гнусно мне, рвотно мне, отойди от меня, сатана!» (26 февраля 1918 года).

«Люди мне отвратительны, вся жизнь — ужасна, — писал он матери еще в 1909 году, наблюдая зарубежных мещан. — Европейская жизнь так же мерзка, как и русская…»

Вот этот-то «человеческий шлак» и должна была преобразить катастрофа. Блок был уверен, что, пережив катастрофу, все человекоподобные станут людьми. Предзнаменованием трагического катарсиса, перерождения путем катастрофы служило для Блока землетрясение в Калабрии. Статья Блока, посвященная землетрясению, не печальна, но радостна: катастрофа показала поэту, что люди, очищенные великой грозой, становятся бессмертно прекрасны.
siticen: (Default)
My only deep sorrow is the unrelenting insistence of recording and motion picture companies on churning out the most brutal, ugly, degenerate, vicious form of expression it has been my displeasure to hear—I refer to rock'n'roll.

It fosters almost totally negative and destructive reactions in young people. It smells phony and false.

It is sung, played and written, for the most part, by cretinous goons, and its almost imbecilic reiterations and sly, lewd—in plain fact dirty—lyrics make it the martial music of every sideburned delinquent on the face of the earth.

This rancid-smelling aphrodisiac I deplore.
siticen: (Default)
Как-то я пропустил это интервью человека-лимона, а зря. Текст довольно показательный. Вот характерные отрывки:

– Но даже в моем детстве, если не говорить про писателей, все же важным было понятие мыслителя. У нас были Лихачев, Сахаров, Солженицын...

– Про Лихачева нельзя сказать, что он прямо был мыслителем. Мелко плавал.

– Это уже скорее не как писатель, как мыслитель.

– Да как мыслитель он мелко плавал. Какова у него основная идея? Какой у него проект, как сейчас говорят. Солженицын – понятно, у него хотя бы его «Архипелаг ГУЛАГ», направленный на разоблачение «коммунистического рая». […]

– А кто у нас сейчас, с вашей точки зрения, после смерти Солженицына занимает это место?

– Такого масштаба личность у нас только одна. Это я. Больше никого у нас нет. Я серьезно говорю, безо всякой рисовки. Просто по техническим характеристикам это так. Никто не замахивается на какие-то большие вещи. А я вот имею наглость, наивность и безумие замахиваться. Такого типа людей, к сожалению, сейчас больше никого и нет. Я бы очень хотел, чтобы были. Было бы легче и интересней жить. Наши мыслители растерялись. Слишком наукообразны, ни черта не поймешь. Наверное, они сами ничего не понимают.


ExpandRead more... )

Profile

siticen: (Default)
siticen

July 2025

S M T W T F S
  12345
6789101112
13141516171819
20 212223242526
2728293031  

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

Expand All Cut TagsCollapse All Cut Tags
Page generated Jul. 26th, 2025 08:44 am
Powered by Dreamwidth Studios