Чуковский о молодежном жаргоне
Jan. 12th, 2025 08:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
siticen"Нечто о лабуде", 1961 год:
"Ненавистные слова, вульгарный и грубый жаргон, дикарский жаргон, людоедские словечки, пошловатые и разухабистые слова" — это всё лишь субъективные впечатления и оценки самого Ч.; странно, что он этого не осознает.
Далее, автор почему-то считает, что в языке есть "словечки", а есть Подлинные Слова Языка, и вот только последние и стоит употреблять в речи. Мнение это, разумеется, ничем не подкреплено.
"Они недолговечны. Им постоянно грозит скоропостижная смерть. Проживут сезон и забудутся, вытесненные другими такими же." И сколько же длится сезон? Чувак, псих, очкастый — до сих пор в узусе.
"Вторая счастливая особенность этих жаргонов заключается в том, что они никогда — или почти никогда — не входят в общенациональный язык." Что такое "общенациональный язык", не знает и сам академик Виноградов. Видимо, имеется в виду т. н. литературный язык, то есть слова, которые Верховные Жрецы Языка соизволили поместить в нормативные словари. "Главная злокачественность этого жаргона заключается в том, что он не только вызван обеднением чувств, но и сам в свою очередь ведет к обеднению чувств. Попробуйте хоть неделю поговорить на этом вульгарном арго, и у вас непременно появятся вульгарные замашки и мысли. Арго несомненно влияет на психику тех, кто им пользуется." На чем это основано? Проводились соответствующие исследования? Я что-то о таком не слышал. Не очень понятно также, каким образом говорящий "потрясный" вместо "восхитительный" обедняет свои чувства (и что это вообще значит?).
В общем, эта статья Чуковского (частично этот текст уже был в "Живом как жизнь") — типичное старческое брюзжание, замаскированное под публицистику.
На днях я прочитал один очень интересный роман, семнадцатилетние герои которого все изъясняются на таком языке.Не могу оставить этот бред без комментариев.
Вместо врешь они говорят загибаешь,
вместо компания — кодла,
вместо будешь побит — схлопочешь,
вместо хорошо — блеск,
вместо иду по Садовой — жму через Садовое,
вместо напиться допьяна — накиряться,
вместо пойдем — потянемся,
вместо милиционер — мильт,
вместо рассказывать анекдоты — травить анекдоты,
вместо познакомиться с девушкой — подклеиться к ней и т. д.
Роман называется «Звездный билет». Напечатан в журнале «Юность» (№ № 6 и 7). Автор романа, талантливый Василий Аксенов, всячески стремится к тому, чтобы мы отнеслись к этим ненавистным словам гораздо добрее и мягче. На десятках страниц он всеми средствами своего мастерства убеждает читателей, что далеко не каждый, кто пользуется вульгарным и грубым жаргоном, бывает непременно вульгарен и груб.
Такими привлекательными, горячими красками изображает Аксенов любимую свою молодежь, что читателю и в самом деле начинает казаться, будто эти милые, жизнестойкие и, пожалуй, одухотворенные юноши нисколько не характеризуются дикарским жаргоном, на котором они говорят, и будто этот жаргон сам по себе, а они — сами по себе.
До сих пор я полагал, что этого никогда не бывает, что в грубой речи всегда отражается грубая психика. Аксенов уверен, что это не так. Судя по его роману, даже тот, кто позволяет себе говорить «закидоны глазками», «псих» и «очкастый», может и в самом деле быть отличным молодым человеком, отнюдь не лишенным ни чести, ни совести. Всякий, кто постоянно общается со старшими школьниками, знает, сколько среди них есть серьезных и вдумчивых. В огромном своем большинстве они благороднее, лучше, умнее тех людоедских словечек, которыми они щеголяют теперь, подчиняясь всемогущему стадному чувству.
И от того, что к жаргону прибегают милые, хорошие юноши, этот жаргон не становится менее груб и вульгарен. Подростки любят напускать на себя некоторую развязность и грубость, так как им совестно обнаружить перед своими товарищами мягкие, задушевные, лирические, нежные чувства. Кроме того (говорю я себе), так уж повелось с давних пор, что юным умам, только что вступающим в жизнь, наша обычная, традиционная, «взрослая» речь нередко кажется пресной и скучной. Им хочется каких-то новых, небывалых, причудливых слов — таких, какими не говорят ни учителя, ни родители, ни вообще старики. Все это в порядке вещей. Это бывает со всеми подростками. Они, естественно, стремятся создать для себя свой собственный, молодежный жаргон. Если бы кто из их сверстников заговорил с ними на том языке, на котором писали, скажем, Чехов и Горький, этот сверстник показался бы им чужаком, скучноватым педантом, с которым никакое сближение немыслимо.
Все это доступно моему пониманию. Одно для меня остается неясным: почему молодежный жаргон должен чуть не сплошь состоять из таких пошловатых и разухабистых слов? Почему в нем нет ни силы, ни доброты, ни изящества — никаких качеств, свойственных юным сердцам? Почему сами подростки не чувствуют, что они гораздо лучше, умнее, мягкосердечнее своего языка и что он унижает, компрометирует их? Ведь главная злокачественность этого жаргона заключается в том, что он не только вызван обеднением чувств, но и сам в свою очередь ведет к обеднению чувств. Попробуйте хоть неделю поговорить на этом вульгарном арго, и у вас непременно появятся вульгарные замашки и мысли. Арго несомненно влияет на психику тех, кто им пользуется.
К СЧАСТЬЮ, в этом главная особенность подобных жаргонов. Они недолговечны. Им постоянно грозит скоропостижная смерть. Проживут сезон и забудутся, вытесненные другими такими же. В отличие от подлинных слов языка, они ежегодно выходят в тираж.
Можно не сомневаться, что тот будущий юноша, который в 1973 году скажет, например, лабуда или башли, не встретит среди своих сверстников никакого сочувствия. Вторая счастливая особенность этих жаргонов заключается в том, что они никогда — или почти никогда — не входят в общенациональный язык.
Поэтому так весело думать, что для многих подростков (увы, не для всех!) этот жаргон вроде кори. Детская болезнь, не оставляющая в организме опасных следов. Отсюда моя оптимистическая уверенность в том, что недалеко время, когда школьникам, студентам и вообще молодежи опостылеет эта дикарская речь, признак бескультурья и нравственной тупости, и они, из уважения к себе и к своей величавой эпохе, сами изгонят ее из своего обихода.
"Ненавистные слова, вульгарный и грубый жаргон, дикарский жаргон, людоедские словечки, пошловатые и разухабистые слова" — это всё лишь субъективные впечатления и оценки самого Ч.; странно, что он этого не осознает.
Далее, автор почему-то считает, что в языке есть "словечки", а есть Подлинные Слова Языка, и вот только последние и стоит употреблять в речи. Мнение это, разумеется, ничем не подкреплено.
"Они недолговечны. Им постоянно грозит скоропостижная смерть. Проживут сезон и забудутся, вытесненные другими такими же." И сколько же длится сезон? Чувак, псих, очкастый — до сих пор в узусе.
"Вторая счастливая особенность этих жаргонов заключается в том, что они никогда — или почти никогда — не входят в общенациональный язык." Что такое "общенациональный язык", не знает и сам академик Виноградов. Видимо, имеется в виду т. н. литературный язык, то есть слова, которые Верховные Жрецы Языка соизволили поместить в нормативные словари.
"Можно не сомневаться, что тот будущий юноша, который в 1973 году скажет, например, "лабуда" или "башли", не встретит среди своих сверстников никакого сочувствия." Хи-хи. Лабуда до сих пор жива, хотя сейчас скорее скажут поебень или хуйня, а башли — да, заменились бабосами.
В общем, эта статья Чуковского (частично этот текст уже был в "Живом как жизнь") — типичное старческое брюзжание, замаскированное под публицистику.
no subject
Date: 2025-01-13 05:38 am (UTC)Suppression of the immune system by measles lasts about two years and has been epidemiologically implicated in up to 90% of childhood deaths in third world countries, and historically may have caused rather more deaths in the United States, the UK and Denmark than were directly caused by measles.
no subject
Date: 2025-01-13 03:27 pm (UTC)