Чуковский о молодежном жаргоне

[siticen]

"Нечто о лабуде", 1961 год:

На днях я прочитал один очень интересный роман, семнадцатилетние герои которого все изъясняются на таком языке.
Вместо врешь они говорят загибаешь,
вместо компания — кодла,
вместо будешь побит — схлопочешь,
вместо хорошо — блеск,
вместо иду по Садовой — жму через Садовое,
вместо напиться допьяна — накиряться,
вместо пойдем — потянемся,
вместо милиционер — мильт,
вместо рассказывать анекдоты — травить анекдоты,
вместо познакомиться с девушкой — подклеиться к ней и т. д.

Роман называется «Звездный билет». Напечатан в журнале «Юность» (№ № 6 и 7). Автор романа, талантливый Василий Аксенов, всячески стремится к тому, чтобы мы отнеслись к этим ненавистным словам гораздо добрее и мягче. На десятках страниц он всеми средствами своего мастерства убеждает читателей, что далеко не каждый, кто пользуется вульгарным и грубым жаргоном, бывает непременно вульгарен и груб.

Такими привлекательными, горячими красками изображает Аксенов любимую свою молодежь, что читателю и в самом деле начинает казаться, будто эти милые, жизнестойкие и, пожалуй, одухотворенные юноши нисколько не характеризуются дикарским жаргоном, на котором они говорят, и будто этот жаргон сам по себе, а они — сами по себе.

До сих пор я полагал, что этого никогда не бывает, что в грубой речи всегда отражается грубая психика. Аксенов уверен, что это не так. Судя по его роману, даже тот, кто позволяет себе говорить «закидоны глазками», «псих» и «очкастый», может и в самом деле быть отличным молодым человеком, отнюдь не лишенным ни чести, ни совести. Всякий, кто постоянно общается со старшими школьниками, знает, сколько среди них есть серьезных и вдумчивых. В огромном своем большинстве они благороднее, лучше, умнее тех людоедских словечек, которыми они щеголяют теперь, подчиняясь всемогущему стадному чувству.

И от того, что к жаргону прибегают милые, хорошие юноши, этот жаргон не становится менее груб и вульгарен. Подростки любят напускать на себя некоторую развязность и грубость, так как им совестно обнаружить перед своими товарищами мягкие, задушевные, лирические, нежные чувства. Кроме того (говорю я себе), так уж повелось с давних пор, что юным умам, только что вступающим в жизнь, наша обычная, традиционная, «взрослая» речь нередко кажется пресной и скучной. Им хочется каких-то новых, небывалых, причудливых слов — таких, какими не говорят ни учителя, ни родители, ни вообще старики. Все это в порядке вещей. Это бывает со всеми подростками. Они, естественно, стремятся создать для себя свой собственный, молодежный жаргон. Если бы кто из их сверстников заговорил с ними на том языке, на котором писали, скажем, Чехов и Горький, этот сверстник показался бы им чужаком, скучноватым педантом, с которым никакое сближение немыслимо.

Все это доступно моему пониманию. Одно для меня остается неясным: почему молодежный жаргон должен чуть не сплошь состоять из таких пошловатых и разухабистых слов? Почему в нем нет ни силы, ни доброты, ни изящества — никаких качеств, свойственных юным сердцам? Почему сами подростки не чувствуют, что они гораздо лучше, умнее, мягкосердечнее своего языка и что он унижает, компрометирует их? Ведь главная злокачественность этого жаргона заключается в том, что он не только вызван обеднением чувств, но и сам в свою очередь ведет к обеднению чувств. Попробуйте хоть неделю поговорить на этом вульгарном арго, и у вас непременно появятся вульгарные замашки и мысли. Арго несомненно влияет на психику тех, кто им пользуется.

К СЧАСТЬЮ, в этом главная особенность подобных жаргонов. Они недолговечны. Им постоянно грозит скоропостижная смерть. Проживут сезон и забудутся, вытесненные другими такими же. В отличие от подлинных слов языка, они ежегодно выходят в тираж.

Можно не сомневаться, что тот будущий юноша, который в 1973 году скажет, например, лабуда или башли, не встретит среди своих сверстников никакого сочувствия. Вторая счастливая особенность этих жаргонов заключается в том, что они никогда — или почти никогда — не входят в общенациональный язык.

Поэтому так весело думать, что для многих подростков (увы, не для всех!) этот жаргон вроде кори. Детская болезнь, не оставляющая в организме опасных следов. Отсюда моя оптимистическая уверенность в том, что недалеко время, когда школьникам, студентам и вообще молодежи опостылеет эта дикарская речь, признак бескультурья и нравственной тупости, и они, из уважения к себе и к своей величавой эпохе, сами изгонят ее из своего обихода.

Не могу оставить этот бред без комментариев.
"Ненавистные слова, вульгарный и грубый жаргон, дикарский жаргон, людоедские словечки, пошловатые и разухабистые слова" — это всё лишь субъективные впечатления и оценки самого Ч.; странно, что он этого не осознает. 

Далее, автор почему-то считает, что в языке есть "словечки", а есть Подлинные Слова Языка, и вот только последние и стоит употреблять в речи. Мнение это, разумеется, ничем не подкреплено. 

"Они недолговечны. Им постоянно грозит скоропостижная смерть. Проживут сезон и забудутся, вытесненные другими такими же." И сколько же длится сезон? Чувак, псих, очкастый — до сих пор в узусе. 

"Вторая счастливая особенность этих жаргонов заключается в том, что они никогда — или почти никогда — не входят в общенациональный язык." Что такое "общенациональный язык", не знает и сам академик Виноградов. Видимо, имеется в виду т. н. литературный язык, то есть слова, которые Верховные Жрецы Языка соизволили поместить в нормативные словари. 

 

"Главная злокачественность этого жаргона заключается в том, что он не только вызван обеднением чувств, но и сам в свою очередь ведет к обеднению чувств. Попробуйте хоть неделю поговорить на этом вульгарном арго, и у вас непременно появятся вульгарные замашки и мысли. Арго несомненно влияет на психику тех, кто им пользуется." На чем это основано? Проводились соответствующие исследования? Я что-то о таком не слышал. Не очень понятно также, каким образом говорящий "потрясный" вместо "восхитительный" обедняет свои чувства (и что это вообще значит?).

"Можно не сомневаться, что тот будущий юноша, который в 1973 году скажет, например, "лабуда" или "башли", не встретит среди своих сверстников никакого сочувствия." Хи-хи. Лабуда до сих пор жива, хотя сейчас скорее скажут поебень или хуйня, а башли — да, заменились бабосами.

В общем, эта статья Чуковского (частично этот текст уже был в "Живом как жизнь") — типичное старческое брюзжание, замаскированное под публицистику.

Comments

[spamsink]

Хуже того, он позволяет себе использовать метафоры, употребляя реалии, в отношении которых совершенно некомпетентен: "... этот жаргон вроде кори. Детская болезнь, не оставляющая в организме опасных следов."

Suppression of the immune system by measles lasts about two years and has been epidemiologically implicated in up to 90% of childhood deaths in third world countries, and historically may have caused rather more deaths in the United States, the UK and Denmark than were directly caused by measles.

[siticen]

О! Вот фактчекнуть метафору я как-то не додумался.